Фортис Вир17/12/3978, Селине (мужество),
179, IV, нормальное
… -- И вот так я ворвался во вражеский стан и показал всем этим жалким недовоякам, Иркиным последователям, что такое наш праведный гнев! Фортис, ты слушаешь?
-- Да, да, вы им показали, дедушка, -- Фортис глядел в окно и в речь особенно не вслушивался, но он умел реагировать на такие внезапные вопросы.
-- Именно! Потому что следую пути добродетели! Вера! Мужество! Ну-ка, какие остальные пять?
-- Надежда, справедливость, любовь, умеренность, благоразумие.
-- Вот то-то же! Помни, а не то вырастешь неудачником, как твой папаня… А если завтра война?!
-- Да, действительно. Вдруг война…
«А я усталый», -- закончил про себя Фортис, выскальзывая за дверь. Всего-то попросили подать старику кувшин воды, а закончилось очередной лекцией о добродетелях и историях о дедовских войнах. Фортис эти байки слушал с детства, но в отличие от душеспасительных нотаций, вечно одинаковых, они с каждым разом были все увлекательней: старик в своих воспоминаниях то в одиночку держал оборону против превосходящих сил, то побеждал толпы нелюдей одним взмахом меча, то был тайным агентом в тылу врага… Лет в семь это все казалось невероятно крутым, но Фортису было уже почти семнадцать, и он бы лучше послушал дядькины рассказы о том, что творится в мире в настоящем.
Едва выйдя из дедовой комнаты, Фортис услышал родительскую брань из гостиной.
-- Знаешь, мне порой кажется, что этот дом – его, и мы ему слуги, а не родня. И наши дети будто не наши, а его, как он их воспитывает. Никакой благодарности, -- ругалась мать во весь голос, едва успевая переводить дыхание.
-- Мара, ну не могу же я бросить собственного отца. Да, у него тяжелый характер, но имей к нему уважение, -- Индис Вир отвечал спокойно, и говорил, растягивая слова, точно поучал непонятливого ребенка, а не ругался с женой.
-- Почему бы не предложить твоему дражайшему братцу поухаживать за старикашкой? Хотя бы год от него отдохнем… Почему только ты должен заботиться о своем папаше, и почему я должна это терпеть?
-- Ну слушай, брат – занятой человек, у него служба. Я не хочу взваливать на него еще и уход за папаней.
-- Ах так? Может, мне самой с ним поговорить, как он приедет? Может, тогда у нашего святого-безупречного-успешного рыцарька совесть проснется? Сколько он там жалованья получает? А мы тут чуть ли не на подножном корму, да с тремя детьми!
-- Да брось, у нас один из лучших участков и богатейших домов в деревне. Иные и того не имеют.
-- В деревне, ты себя слышишь?! – женщина чуть не взвыла. – Знаешь, в одном старик прав. Ты не только неудачник, но еще и идиот.
Батяню надо было спасать. Нарочно скрипя половицами, Фортис вошел в гостиную, и родители застыли в неловком молчании.
-- Когда там дядя Силантис обещался приехать? – наобум спросил юноша, которому неловко было молча стоять под взглядами взрослых.
-- О, где-то в полдень он обещал быть, -- Индис сразу оживился. -- Мара, у тебя все готово к приему гостей?
-- То, се, пара дел на кухне еще…
-- Ну так поди и сделай, а то вдруг раньше явится. А мы с сыном пойдем пока в конюшне уберем да овса из амбара притащим.
-- Силантис наверное с неделю побудет, съездим на охоту. Ты с нами, если вдруг?
-- А то.
-- Ну и правильно, развеешься хоть. Чего загруженный какой, опять старик жизни учил?
-- Угу.
-- Не, ну так-то он плохому не научит. Но из раза в раз все это слушать… Да, отлично помню. А рука какая тяжелая была! Как я из Ордена ушел, навалял мне так, что я неделю с кровати встать не мог. Сейчас-то потише стал. Эх, старость, вот уж чего и сильнейшим не избегнуть…
«Говорит так, словно лучшие моменты жизни вспомнил. Хотя – сила есть сила, она в любом виде уважения достойна» -- подумал Кастул про себя.
-- Бать, а чего ж ты все-таки не остался, в Ордене-то?
-- Да вот понял в один момент – ну не мое, не лежит душа. А чувствуешь, что не твое – зачем делать? Взял и ушел.
-- Но разве плохое дело?
-- А трудиться на земле – плохое? Хорошее дело – ты это нутром чуешь, правильно ты живешь или нет. К праведности можно прийти разными путями – орденская мантия и готовность резать язычников днем и ночью – не единственный способ стать достойным человеком, и это, наверное, единственное, в чем твой дед и впрямь неправ. Али ты сам надумал в Орден?
-- Да не знаю я.
-- А надо бы знать уже. Жизнь-то твоя. Ну, Силантис приедет – потолкуете.
«Жизнь-то моя, да я другой и не знаю, как поле пахать, да овес толочь. Может, это оно. Но смотря на этих двоих… что бы там дед ни говорил, а часто мне кажется, что отец достиг куда большего в жизни. Он ухитряется жить так, как ему хочется, и притом соответствовать всем мыслимым добродетелям».
Силантис приехал аккурат в полдень, и вся семья, кроме младших брата и сестры Фортиса, собралась за столом. Дядька сильно изменился за те несколько лет, что прошли с последней их с Фортисом встречи – стал еще худощавей, начал седеть, и былой осанистости в нем уж не было. Он, казалось, постарел на целый десяток лет и теперь выглядел старше Индиса, хоть в действительности обстояло наоборот.
-- Ну, брат, рассказывай давай, как житие-бытие.
-- Житие-бытие… -- передразнил старик. – Пущай он сперва отцу доложится, как служба идет, как Орден живет. Чего там, война-то будет?
-- Служба идет своим чередом, и в Ордене все так как должно. А война против язычников, отец, всегда идет, только сейчас в открытую не бьемся.
-- Эт хорошо! Эт мы, значится, всегда в боевой готовности, вот так-то! Ладно, можете дальше говорить о бытие своем…
-- Так, значится… Я в Сакурамории был последние два месяца. Как частное лицо, -- поспешил добавить Силантис в ответ на удивленный взгляд брата. – Хотел увидеть старый Орион.
-- И как?
-- Я бы сказал, «весьма впечатляюще», и это не объяснило бы и сотой части. Жаль, я не краснобай и не поэт, но расскажу уж как смогу.
--… Но я не только в Орионе был, а еще и в столице. И есть одна очень интересная новость, я бы даже сказал возможность, для твоего старшего.
Фортис поперхнулся.
-- Взгляни, брат, -- Силантис протянул Индису помятую газетку. – Где про НАИЛС пишут.
-- Так-так… Военная академия… квоты для иностранцев… А что, мне нравится.
-- А ну-ка, -- Мара попыталась выдернуть у мужа газету, но только порвала. – Куда вы двое уже собрались нашего сына отправить?
-- Мы, Мара, никуда не собрались никого отправить. Это он может поехать или нет.
-- Если пройдет экзамен, конечно.
-- Ах, значит, мне можно не волноваться?
-- У него была отличная успеваемость.
-- По меркам нашего захолустья?
-- А ну-ка, ну-ка, -- вступил в разговор дед. – Отправить моего внука… Куда? В это логово язычников? Силантис, я-то надеялся, у меня хоть один сын не дурак…
-- Очень престижное заведение, и притом военное, отец.
-- Орден – вот единственное престижная военная организация для мыслящего человека.
Ругались еще долго, только сам Фортис сидел молча, не вполне даже понимая суть проблемы, пока отец, стукнув по столу, не заорал:
-- А ну заткнитесь! Фортис!
-- Я! – юноша аж на стуле подпрыгнул от неожиданности.
-- Поедешь учиться заграницу в военной академии?
-- Поеду.
-- Вопрос решен, -- вздохнув, Индис опустился в кресло и передал сыну газету. – Надо с этого было и начинать. Силантис, тебя если что отпустят еще на пару месяцев? Поможешь ему там, с бумажками, деньгами, а то Риша их разберет, бюрократов Сакураморийских…
Потянувшись рукой за летящим на него мячом, Фортис не рассчитал равновесия и упал оземь.
-- Че за балет, Фортис?
-- Да чет устал сегодня. Навалилось одно, другое, -- Фортис отряхнулся и уселся на лежащее близ поля старое бревно, уже годы служившее скамейкой сельским парням, что играли в мяч на этом поле. – Перерыв.
-- Ладно, посидим.
Трое товарищей Фортиса: Ремус, Расмус и Кастул, уселись отдыхать.
-- Сегодня дядька приехал. Ну и короче… предложил меня в Сакураморию в военную академию отправить.
-- Круто… -- неуверенно сказал Расмус. – А где это вообще?
-- Ну а ты? – спросил Ремус.
-- Согласился. Если нормально все, на два года туда отправят.
-- И чего потом? Типа, сакураморийский офицер будешь или че?
-- Да Риша его знает. Вроде там никакого намота не должно быть такого.
-- Не, ну это надо отметить! – Кастул, старший из компании, принялся рыться в своей котомке. – Как раз у меня тут было…
Он извлек на свет объемистый кувшин.
-- Это еще что?
-- Пиво, -- ответил владелец, как будто это было нечто разумеющееся само собой.
-- Совсем спятил, это ж запрещено!
-- Не запрещено, а так, чуть ограничено… И вообще, мясо и вино не принесут вреда, пока вера крепка в твоем сердце. – произнесено было столь проникновенно и с таким набожным выражением лица, что товарищи Кастула расхохотались.
-- Что-то я не припомню такого в проповедях…
-- Конечно не припомнишь, Ремус, ты же дрыхнешь на них все время.
-- Ващет есть такая цитата. Только она вроде из какого-то романа, а не из писания.
-- Вот-то, слушай Фортиса, он грамотей. Когда еще так соберемся?
-- Да я ж не сегодня уезжаю, и не завтра.
-- Ну все равно, у товарища считай большое событие в жизни, чего бы за него не бахнуть трохи. Пошлите вообще на реку, посидим, порыбалим.
-- А пошли, погода нонче добрая! -- обрадовался идее Фортис. Ему всегда казалось чем-то неловким объявлять новости, и хорошо, что Кастул придумал развеяться. -- Снасти с собой?
-- Обижаешь, -- Кастул извлек из кармана большой моток лески с крючками.
-- Время-то позднее. Я домой пойду, -- заявил Расмус.
-- Ну и иди ты! Ремус, хоть ты-то нас не кинешь?
-- Не кину, не кину.
Ремус хмурился, уставившись на небольшой костерок, который троица разожгла у берега реки. Ничего поймать им не удалось, да и вечер был теплый и безветренный, но огонь они все же развели, по привычке. Двое его товарищей сидели недвижно, небольшими глотками попивая хмельное прямиком из кувшина, и только он никак не мог найти себе места, суетился, без конца подкидывая в пламя мелкие дрова, назадавал Фортису уйму вопросов, и сейчас решил, что настало время самого главного.
-- Слухай, Фортис, а ты точно решил? Может, ну ее, Сакураморию? Там, говорят, на улицах постоянно людей стреляют, преступность, безнравственность, коррупция. И орионовцев щемят, говорят, да и вообще…
-- Да ты почто меня грузишь? – рассердился Фортис. – Даже если напрасно я так сгоряча решил ехать, все уж решено. И дело не в том, как лучше, а дело в принципе. Сказано – значит, будет сделано.
-- А я вообще считаю, что человек вообще судьбе не хозяин, -- решительно заявил Кастул. -- Что у нас, что в Сакурамории, что еще где – все помимо твоей воли идет, и ты только за свою душу отвечаешь, чтобы чего поперек закона божественного не сделать.
-- Этому пива не наливайте, а не то наговорит себе на пожизненное в келье.
-- Да я только говорю, что надо человеком быть, что в Селине, что в Сакурамории.
-- Ну вот именно, будь что будет. Чего колебаться? Взял – поехал заграницу, взял – пошел с копьем на кабана, взял – попил пивка с братками, вместо того, чтоб домой чапать, в конце то концов. Мужество – это когда не паришься, а просто есть у тебя вот ощущение, что это правильно, и ты делаешь. Я так считаю.
-- Вот была бы у меня возможность, тож бы поехал… Да последние деньги ушли корову купить…
Компания погрузилась в молчание. Тема была не из лучших, и еще полчаса они провели в молчании, лишь потрескивание огня нарушало безмолвие осеннего вечера.
-- Да лан, мечты все это, Рем, -- нарушил тишину Кастул после очередного глотка. – Если кто из нас и может поступить в академию, так Фортис. Мы бы не потянули экзы, да и на кой оно? Как ты ни крути, а другая у нас порода. Простая.
-- Не пори чушь.
-- А че, неправда что ли? У тебя и батя при деньгах, и брат с сеструхой подрастают, а мы чего? Ремус один сын в семье, у меня вообще никого, кроме бабки, которая уж на ладан дышит, а мне одному все хозяйство тащить. Какое у нас будущее, какие перспективы?
-- Передай лучше пиво.
-- Кончилось, -- пробучал Кастул, опрокидывая остатки содержимого кувшина в глотку
-- Ну, тогда давайте по домам, а то уже мрак кромешный.
Вложение 67440